Опубликовано

Глава Milkiland рассказал о деятельности компании после потери российского рынка

Анатолий Юркевич, один из крупнейших производителей молочных продуктов в стране, рассказывает о том, как он полностью потерял российский рынок и кому теперь пытается продать свои сыр и масло - пишет Новое Время

Согласно отчету его компании Milkiland за 2013 год, 62 % своего дохода она получала за счет российского рынка. Однако с тех пор, как в прошлом году Роспотребнадзор ограничил украинский, а затем и европейский молочный импорт, многое изменилось: эмбарго серьезно ударило по десяти отечественным заводам Юркевича, которые производят широкий ассортимент молочной продукции, в том числе сыры и масло, а также по его польскому активу — сыродельному заводу Ostrowia.

“Мы понимали, что Украину Россия будет постоянно прессинговать,— признался бизнесмен.— Но не думали, что РФ настолько испортит отношения с Европой”.

В результате чистый убыток международной группы Milkiland в 2014 году составил более € 72 млн против чистой прибыли в € 11,66 млн в 2013 году. Выручка корпорации сократилась на 15 %.

В целом компания Milkiland, которая ранее считалась одним из пяти крупнейших производителей молочной продукции не только на украинском, но и российском рынке, и чьи акции котируются на Варшавской фондовой бирже, в прошлом году принесла почти € 289 млн выручки. Согласно рейтингу самых богатых людей Украины, составленному НВ в прошлом году, Юркевич занимает 33‑е место с состоянием $ 213 млн.

Миллионы в кармане не помешали предпринимателю прийти на встречу с НВ в киевском отеле Hilton в простеньком костюме без охраны и помощников. На вопросы — как о полной потере российского рынка, так и поиске новых торговых партнеров — он отвечал негромко, обстоятельно и доверительно.

— Когда Украина подписывала Соглашение об ассоциации с Евросоюзом, ожидалось, что это поможет нарастить поставки нашей аграрной продукции в Европу. Так и произошло?

— Что касается подсолнечного масла и мяса курицы, то мы долю свою сохранили. К сожалению, мы до сих пор не получили разрешения на экспорт молочной продукции в ЕС. Мяч на нашей стороне. Европейцы подтвердили, что у них [к нашей продукции] нет претензий. Сейчас загвоздка в представительстве Украины, которое должно стимулировать прохождение этого кейса, вынести вопрос на рассмотрение Еврокомиссии, Европарламента, и лишь после всех процедур будет получено разрешение. Пока же для нашей молочной отрасли этот рынок остается закрытым.

— Если говорить о ваших поставках в Европу, какой там потенциал?

— Европейский рынок сыров составляет 50 % мирового рынка по производству и 40 % по потреблению. Это колоссальный рынок. Он конкурентоспособный, но и на нем можно найти нишу и продавать свой продукт. Раньше это было невыгодно, потому что был открыт российский рынок, который включал и европейские, и украинские товары. Сейчас он закрыт. Поэтому мы должны перестроиться на другие торговые площадки.

— На какие рынки мы можем рассчитывать?

— Что касается молочной продукции, то в первую очередь следует обратить внимание на те рынки, где растет население,— в частности, на Ближний Восток. Например, Египет, где ежегодно население увеличивается на 1 млн жителей. Это Ирак, Иран, которые сейчас снимают санкции, и на их рынки можно получить доступ. Это страны Юго-Восточной Азии. К сожалению, Китай для нас с мая прошлого года недоступен.

— С чем это связано?

— Это связано с внутренней политикой этой страны. У них были большие переходные запасы по сухому молоку, рост внутреннего производства, и они приняли решение путем тарифных методов закрыть рынок, отсечь порядка 800 мировых компаний сразу, а затем начинать их понемногу возвращать на рынок. В прошлом году Китай сократил закупки молока, что стимулировало падение его цены на мировом рынке. В этом году они не выходили с закупками, поэтому тот рост цены на молоко, на который мы рассчитывали, не состоялся.

— Говоря о российском рынке — насколько торговая война с Россией обрушила украинский экспорт?

— До эмбарго мы экспортировали в Россию приблизительно 70 тыс. т сыра, порядка 30 тыс. т молока и около 10 тыс. т масла. Это порядка $ 400–500 млн. На сегодняшний день этого товарооборота нет. Мы стараемся компенсировать поставками в Казахстан и другие страны, продажами на внутреннем рынке. Но найти альтернативную замену рынку РФ пока не удалось.

— С чем было связано, по вашему мнению, закрытие российского рынка? Действительно наша продукция такая некачественная?

— Это чисто политическое решение, связанное с изменением межгосударственных отношений.

— Однако Россия заявляла, будто у нас там что‑то не то в сыре и молоке.

— Власти большого тоталитарного государства могут найти все что угодно и у кого угодно. Был бы повод, была бы команда.

— Может быть, нам лучше один раз перестроиться, пережить этот сложный период турбулентности, чтобы потом быть независимыми от одного источника доходов?

— Да, мы ищем другие рынки, перестраиваемся, стремимся выйти на европейский рынок. И когда это случится, сам факт позволит нам поднять престиж молочной продукции Украины. Если мы соответствуем европейским качествам, то многие страны будут готовы открывать для нас рынки автоматически.

— В какой ситуации сейчас внутренний аграрный рынок? Есть ли у нас какой‑то потенциал роста для вытеснения импортной продукции?

— После девальвации гривны импортные компании практически приостановили продажи на территории Украины, за исключением суперпремиального сегмента, товары которого у нас просто не производятся. Все остальные массовые поставки из Беларуси, Польши — они были по экономическим причинам остановлены. Мы сейчас заместили, по сути дела, импортное производство. Другое дело, что у нас объем перерабатываемого молока, который идет на наши заводы, составляет всего 40 % от молока, производимого в Украине.

Все остальное — серый рынок, а это продукция, которая производится в домашних условиях, не проходит официальных каналов, не учитывается. И это серый рынок растет. Любое увеличение налоговой нагрузки, задержка работы с сетями, все то, что испытывают официальные переработчики,  в данном сегменте отсутствует. И этот факт стимулирует многих уходить туда, продавать товар за наличные, на базарах — в общем, “в серую”. Хотя налоговая нагрузка у всех разная. На сегодняшний день люди готовы закрывать глаза на безопасность продукции, лишь бы прокормить себя.

— С этим серым рынком молочной продукции можно как‑то бороться?

— Все просто. Молочные продукты так же, как и хлеб, мясо, относятся к базовым продуктам, которые в больших странах не облагаются высоким НДС. Особенно те продукты, которые могут производиться в домашних условиях. В той же Польше НДС на молочные продукты — 5 %. В России — 10 %, Беларуси — 10 %. Мы имеем 20 % НДС плюс налог на прибыль, который должен быть заложен в наценке, плюс налоговые отчисления на зарплату. Это создает слишком большую разницу между продуктом серого рынка и товаром официального производителя. Одним из самых стимулирующих действий стало бы уменьшение НДС на молочные продукты.

Хотя бы до польского уровня — 5 %. Это сделало бы официальную продукцию более доступной для населения. Мы всегда перед дилеммой — или давать больше дотаций, или удешевлять продукцию. Потому что человеку нужен килограмм — килограмм энергии, килограмм протеина, килограмм белка, килограмм углеводов. Покупателю не нужны деньги, ему нужны энергетические составляющие. И здесь роль государства должна быть в том, чтобы снижать издержки. Это все, что требуется.

— На ваш взгляд, после Майдана условия ведения бизнеса изменились как‑то? Стало хуже или лучше?

— Появилось слишком много революционных изменений, которые абсолютно не продуманы и требуют времени на то, чтобы, во‑первых, их понять, а во‑вторых, чтобы найти возможность их скорректировать так, чтобы они не нанесли ущерб бизнесу. Одно из самых больших изменений на сегодняшний день — это введение НДС-счетов. Было заявлено, что они готовы, после этого задним числом вносились изменения, которые перечеркнули всю проделанную работу. Люди на сегодняшний день вынуждены все переделывать, считать и пересчитывать. А это затраты, издержки, это все время, деньги. Насколько эффективно введение НДС-счетов — большой вопрос.

— А вообще, как вы оцениваете нынешнюю налоговую систему? Насколько приемлема налоговая нагрузка на бизнес?

— Налоговая система не только не стала проще, но и усложнилась. Тех изменений, которые ожидались, не было. И не было по одной простой причине — потому что кардинально не пересмотрена занятость людей. Сколько людей задействованы в бюджетной сфере, сколько в индивидуальном секторе, кто сидит на соцпомощи? Ведь у нас очень много людей получают социальную помощь. И это не перестроено. В связи с этим налоговая нагрузка продолжает расти. У нас есть военный сбор, добавился 10 % налог на импорт, дополнительные отчисления. Плюс сработали большие курсовые потери в связи с девальвацией.

В первую очередь мы смотрим на те рынки, где растет население, а растет оно на Ближнем Востоке

И поэтому говорить о том, что уменьшилась налоговая нагрузка или упростилась система, не представляется возможным. Хочется надеяться, что это переходной период, и он закончится. Для этого ведутся переговоры с Кабинетом министров, Администрацией президента, парламентом, депутатами о том, что нужно сделать, чтобы стабилизировать ситуацию. Но как быстро это произойдет — тут ничего сказать нельзя.

— А если говорить о дерегуляции — специальные разрешения, лицензии. Вы почувствовали какие‑то изменения?

— Самое большое изменение было, когда в 2014 году МинАПК отменило много документов, которые требовались для ведения деятельности на рынке агропромышленной продукции. Но, к сожалению, вслед за ним остальные министерства ничего особо не сделали.

— И Министерство экономики?

— Минэкономики отменило регистрацию технических условий. Это, с одной стороны, вроде упрощает торговую деятельность, но, с другой, мы потеряли российский рынок, так как там регистрация осталась прежней. Сейчас мы стремимся к европейским стандартам. Но это требует времени — переучиваться.

— Давайте поговорим об инвестициях в нашу страну. Скажем, вы — предприниматель, у вас есть определенное количество денег, которые вы можете инвестировать в любую страну мира, в том числе Украину. Вы видите здесь будущее? Вы бы стали сейчас при наличии дополнительных средств строить здесь, к примеру, новые заводы?

— Я бы достроил то, что уже начато. А новые глобальные проекты пока отложил бы.

— Почему? Война или что‑то еще?

— Знаете, нет видения. Все упирается в то, чтобы руководители Кабинета министров, парламента делились своим видением развития страны и ценностей. На сегодняшний день стратегия реформирования выражается в обещаниях, мол, мы внесем изменения в то или другое законодательство. А с какой целью, какой будет приоритет, как будет меняться структура занятости людей, как будет стимулироваться развитие транзитных, экспортных возможностей? Это все есть только на уровне больших корпораций. Интегрированного развития страны нет. Конечно, этого не хватает.

— Если сейчас говорить о будущем, то какие у вас прогнозы в отношении Украины? Вы в этом смысле пессимист или оптимист?

— Знаете, я оптимист в этом смысле и считаю, что рано или поздно мы сможем вот эти мелкие количественные изменения трансформировать в качественные. Что мы имеем на сегодняшний день, если посмотреть по истории? Мы имеем эпоху президентов Кравчука и Кучмы, которые вышли из 30‑х годов прошлого века. Потом была эпоха Януковича и Ющенко, которые вышли из 50‑х годов. Сейчас началась эра шестидесятников. Соответственно, эта эра закончится — придет эпоха семидесятников. И тогда мы увидим эти изменения. Поэтому не так долго ждать осталось.